Христианский универсализм А.К.Толстого
Размышления над его поэзией «чистого искусства»
I. Богословская концепция А.К.Толстого
Одним из стихотворений А.К.Толстого, в которых проявляются его богословские мировоззрения, является «Слеза дрожит в твоём ревнивом взоре». Здесь, как и в прочих его стихах, они выступают в естественном сплетении с повседневным. Поэт в простой и доступной форме объясняет жене своё понимание любви, в котором внимательному читателю нетрудно заметить как бы краткое изложение процесса Творения: его начало, грехопадение и завершение в связи с исполнением его конечной цели.
Слеза дрожит в твоём ревнивом взоре
О, не грусти, ты всё мне дорога,
Но я любить могу лишь на просторе,
Мою любовь, широкую, как море,
Вместить не могут жизни берега.
Когда Глагола творческая сила
Толпы миров воззвала из ночи,
Любовь их все, как солнце, озарила,
И лишь на землю к нам её светила
Нисходят порознь редкие лучи.
И порознь их отыскивая жадно,
Мы ловим отблеск вечной красоты;
Нам вестью лес шумит о ней отрадной,
О ней поток гремит струёю хладной
И говорят, качаяся, цветы.
И любим мы любовью раздроблённой
И тихий шепот вербы над ручьём,
И милой девы взор, на нас склонённый,
И звёздный блеск, и все красы вселенной,
И ничего мы вместе не сольём.
Но не грусти, земное минет горе,
Пожди ещё, неволя недолга –
В одну любовь мы все сольёмся вскоре,
В одну любовь, широкую, как море,
Что не вместят земные берега!
Прежде всего отметим, что здесь сразу же на ум нам приходят следующие слова из Евангелия от Иоанна:
В начале было Слово, и Слово было у Бога,
и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога.
Все чрез Него начало быть, и без Него
ничто не начало быть, что начало быть.
В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. (Ин 1, 1-5)
В согласии с ними поэт пишет о том, что, создав мир, Божественный Глагол озарил (то есть связал) его своей любовью, и творение, связанное с Ним лучами любви, оживилось. Одна лишь земля осталась вне этой благодати, безусловно, вследствие грехопадения человека, разрушившего эту связь, и последовавшего за ним проклятия земли. В результате этого грехопадения человек не видит всей полноты Божественной любви (или Святого Духа), потому что, как говорит поэт, на землю нисходят лишь её редкие лучи, да и то порознь. То есть человек перестал воспринимать целостность всего творения, которое в его сознании разделилось на множество отдельных вещей. Также разделилась его любовь, и он стал любить вещи раздельно, не видя в них частей целого и не умея соединить их в тот единый образ, который проявляется лишь в союзе Бога с Его творением.
Однако поэт уверяет, что это разъединение, лишившее человека света Божественной любви и восприятия всей амплитуды творения, включая своего собственного места в нём, пройдёт, потому что целью Бога является вернуть человека в лоно Своей безмерной, универсальной любви, которую, по выражению поэта, «не вместят земные берега».
Любовь и свет- синонимы для А.К.Толстого, потому что любовь освещает человека. Без неё ничего нет, кроме мрака. И подобно тому, как «толпы миров» находились «в ночи», пока их не «воззвала» оттуда сила Божественного Глагола, осветившая всех Своей любовью, так и человек находится во тьме, пока его не осветит любовь Божья и не позволит ему, таким образом, увидеть мир невидимый во всем его единстве с миром видимым.
Состояние неосознанности этой истины, согласно А.К.Толстому, превращает человека в раба тьмы и только любовь способна открыть ему глаза и освободить от этого рабства. В своём стихотворении «Меня во мраке и в пыли» поэт, спустившись с небесных высот, на которые его вознесла любовь, стал видеть вещи в совсем ином свете.
***
Меня, во мраке и в пыли
Досель влачившего оковы,
Любови крылья вознесли
В отчизну пламени и слова.
И просветлел мой тёмный взор,
И стал мне виден мир незримый,
И слышит ухо с этих пор,
Что для других неуловимо.
И с горней выси я сошёл,
Проникнут весь её лучами,
И на волнующийся дол
Взираю новыми очами.
И слышу я, как разговор
Везде немолчный раздаётся,
Как сердце каменное гор
С любовью в тёмных недрах бьётся,
С любовью в тверди голубой
Клубятся медленные тучи,
И под древесною корой,
Весною свежей и пахучей,
С любовью в листья сок живой
Струёй подъемлется певучей.
И вещим сердцем понял я,
Что всё рождённое от Слова,
Лучи любви кругом лия,
К нему вернуться жаждет снова;
И жизни каждая струя,
Любви покорная закону,
Стремится силой бытия
Неудержимо к божью лону;
И всюду звук, и всюду свет,
И всем мирам одно начало,
И ничего в природе нет,
что бы любовью не дышало.
Он освободился от слепого и гнетущего рабства и чувствует себя, как, должно быть, чувствовали себя Моисей или Ной, спустившиеся со святой божьей горы после полученных ими Божественных откровений. Начиная с этого момента всё живущее на земле он рассматривает во взаиной связи и в единстве, как действующее подобно единому организму с одним единственным сердцем. Он видит, что все миры имеют «одно начало», и что все они, «любви покорные закону», то есть горя любовью к Богу, стремятся «неудержимо к божью лону», то есть жаждут вернуться к Богу и соединиться с Ним, чтобы кончилось, наконец, это древнее разъединение. Он видит всю трагедию человека, заключающуюся в эгоцентризме его любви, мешающем ему связывать вещи, чтобы увидеть их в единстве, или, иными словами, чтобы вообразить мистическое тело Божье, частью которого он является. Так и образ Божий воспринимается им в раздробленном виде, и это будет продолжаться до тех пор, пока дух человеческий не освободится от земного плена и не соединится со всей полнотой единственной реальной Жизни, которая находится на небесах.
Слова Жизнь и Создатель тоже являются для поэта синонимами. Это видно из следующего отрывка его поэмы «Дон Жуан»:
***
Едино, цельно, неделимо,
Полно созданья своего,
Над ним и в нём, невозмутимо,
Царит от века Божество,
Осуществилося в нём ясно,
Чего постичь не мог никто:
Несогласимое согласно,
С грядущим прошлое слито
Совместно творчество с покоем,
С невозмутимостью любовь,
И возникают вечным строем
Её созданья вновь и вновь.
Всемирным полная движеньем,
Она светилам кажет путь,
Она нисходит вдохновеньем
В певца восторженную грудь;
Цветами рдея полевыми,
Звуча в паденье светлых вод,
Она законами живыми
Во всём, что движется, живёт.
Всегда различна от вселенной,
Но вечно с ней съединена,
Она для сердца несомненна,
Она для разума темна.
Здесь Бог представлен как «единая, цельная и неделимая» созидающая сущность, наполненная своим собственным созданием. И нетрудно догадаться, что в сотворённом Богом А.К.Толстой видит его мистическое тело, в котором царствует полная гармония, где «несогласимое согласно»; где творчество совершается в покое; где, не возмутимая страстями, любовь ясна и спокойна; где «с грядущим прошлое слито», иными словами, где не существует времени. Под этой любовью, которая, как говорит поэт, «всегда различна от вселенной, но вечно с ней съединена», мы можем угадать дыхание третьей ипостаси Божьей, а именно Святого Духа, который движет вещами и всё оживляет. Ведь это благодаря влиянию Духа любви рдеют полевые цветы, звучат, падая, «светлые воды» и в «восторженную грудь певца» нисходит вдохновение..
В прологе к той же поэме Бог предстаёт и как свет:
***
Бог один есть свет без тени,
Нераздельно в нём слита
Совокупность всех явлений,
Всех сияний полнота;
Но струящаясь от Бога
Сила борется со тьмой;
В нём могущества покой,
Вкруг него времён тревога.
Мирозданием раздвинут,
Хаос мстительный не спит:
Искажён и опрокинут,
Божий образ в нём дрожит;
И, всегда обманов полный,
На Господню благодать
Мутно плещущие волны
Он старается поднять.
И усильям духа злого
Вседержитель волю дал,
И свершается всё снова
Спор враждующих начал.
В битве смерти и рожденья
Основало Божество
Нескончаемость творенья,
Мирозданья продолженье,
Вечной жизни торжество.
Будучи светоносной любовью, Бог не имеет тени. Он представляет собой вечную жизнь, оживляющую всё, чего только ни коснётся и, таким образом, созидающую новые формы. Всё, что живёт вечно, находится в Боге, то есть в «могуществе» Его покоя, в то время как вне Его - «времён тревога», то есть наш изменяющийся и подверженный времени мир – плод деятельности падшего ангела, или, по выражениею поэта, хаоса. Образ этого хаоса, который по зависти своей и высокомерию противопоставил себя Богу, представляет собой сотканную из обманов имитацию образа Божьего, «опрокинутого, искажённого» и нереального, подобно отражению в воде. На какое-то определённое время Вседержитель дал волю «усильям духа злого», в испытаниях закаляя души людей , чтобы они в конце концов по своей собственной воле предпочли жизнь смерти.. А пока, «всегда обманов полный, на Господню благодать мутно плещущие волны он старается поднять». Под этими мутно плещущими волнами поэт имеет в виду соперничество падшего ангела с Богом, которое проявляется в причинении смерти каждому новому Божьему созданию.
Желая быть как Бог, Люцифер вмешался в Творение Божье, насадив свои преступные семена в землю, подготовленную Богом для Своих собственных созданий. И так как он, этот падший ангел, называемый также хаосом, является искажённым отражением Бога, то его создания также являются искажёнными отражениями созданий Божьих, или, как говорит А.К.Толстой, они лишь смертные копии вечного оригинала, созданного Богом. Эти оригиналы поэт называет прообразами, или прототипами. Согласно ему, все люди имеют своих прототипов, или свои первообразы, отличающиеся невыразимой красотой. С этой точки зрения каждый живущий на земле человек является лишь копией своего прототипа представляющего собой его первоначальный, а значит, истинный и грядущий образ, который дал ему Бог в вечности. В следующем фрагменте своей поэмы «Иоанн Дамаскин» он пишет:
... А все сокровища природы:
Степей безбережный простор,
Туманный очерк дальних гор
И моря пенистые воды,
Земля, и солнце, и луна,
И всех созвездий хороводы,
И синей тверди глубина,-
То всё одно лишь отраженье,
Лишь тень таинственных красот,
Которых вечное виденье
В душе избранника живёт.
О, верь, ничем тот неподкупен,
Кому сей чудный мир доступен,
Кому Господь дозволил взгляд
В то сокровенное горнило,
Где первообразы кипят,
Трепещут творческие силы.
То их торжественный прилив
Звучит певцу в его глаголе.
В этих первообразах находится корень человеческой ностальгии, первопричина человеческих идеалов. Согласно А.К.Толстому, Бог позволяет видеть их лишь избранным лицам, обладающим неподкупным сердцем, то есть совершенной моралью, ибо в противном случае это впечатляющее видение может нанести непоправимый ущерб человеку, как это случилось, например, с Дон Жуаном. Интересна интерпретация А.К. Толстым образа этого знаменитого литературного героя. В поэме «Дон Жуан» дьявол провоцирует его многочисленные любовные приключения тем, что показывает ему «тот чистый прототип», «тот образ совершенный», который «для каждой личности заранее» припасён:
Я этот прототип, не зримый никому, (-говорит он себе)
Из дружбы покажу любимцу моему.
Пусть в каждом личике, хоть несколько годящем,
Какое бы себе он ни избрал,
Он вместо копии всё зрит оригинал...
Таким образом он обманывает его, готовя ему гибель:
Небесное Жан пусть ищет на земле
И в каждом торжестве себе готовит горе!
Это значит, что тот, кто ищет небесное на земле, обманыват себя, ибя смотрит на небесное земными глазами, то есть ощущениями плоти, тогда как небесное доступно лишь духу. Этот самообман приводит человека к тому, что он всё больше и больше погружается в него, пока, наконец, полностью теряет своё духовное зрение, а с ним и всякую надежду на вечную жизнь, ради которой он был создан.
Между тем намерением Бога является спасти всех и всех привести к вечной жизни. Именно поэтому Он послал в мир Своего Сына, Иисуса Христа, которому Алексей Константинович посвящает полные любви строки в своих поэмах «Грешница» и «Иоанн Дамаскин». Образ Его, представленный в поэме «Грешница», отражает тот могучий покой, о котором поэт говорил в прологе к поэме «Дон Жуан». Он скромен и прост. В выражении Его лица не видны такие свойственные людям крайности, как восторженность или вдохновение. Оно отражает лишь глубоую мысль. Вот как Его описывает поэт:
В Его смиренном выраженьи
Восторга нет, ни вдохновенья,
Но мысль глубокая легла
На очерк дивного чела.
То не пророка взгляд орлиный,
Не прелесть ангельской красы -
Делятся на две половины
Его волнистые власы;
Поверх хитона упадая,
Одета риза шерстяная
Простою тканью стройный рост
В движеньях скромен Он и прост.
Ложась вкруг уст Его прекрасных,
Слегка раздвоена брада;
Таких очей благих и ясных
Никто не видел никогда...
Далее он отмечает Его неземную силу, проявляющуюся в том, что Он, как бы идя против побуждений, свойственных человеческой натуре, таких, как платить злом за зло, искать признания, указывает в качестве единственного спасения человечества объединение его в духовной любви.
Любовью к ближним пламенея,
Народ смиренью Он учил,
Он все законы Моисея
Любви закону подчинил.
Не терпит гнева Он, ни мщенья,
Он проповедует прощенье,
Велит за зло платить добром,
Есть неземная сила в Нём.
Слепым Он возвращает зренье,
Дарит и крепость, и движенье
Тому, кто был и слаб, и хром.
Ему признания не надо,
Сердец мышленье отперто,
Его пытующего взгляда
Ещё не выдержал никто,
Целя недуг, врачуя муку,
Везде спасителем Он был
И всем простёр благую руку
И никого не осудил...
И, полный любви к Христу, полный желания нести на себе Его мучительное бремя, поэт восклицает в другой своей поэме «Иоанн Дамаскин»:
Зачем не в то рожден я время,
Когда меж нами, во плоти,
Неся мучительное бремя,
Он шел на жизненном пути?
Зачем я не могу нести,
О, мой Господь, Твои оковы,
Твоим страданием страдать,
И крест на плечи Твой приять,
И на главу венец терновый?
Ему одному он хочет посвятить все свои помышленья, каждый миг своей жизни:
О, если б мог я лобызать
Лишь край святой Твоей одежды,
Лишь пыльный след Твоих шагов.
О, мой Господь, моя надежда,
Моя и сила, и покров!
Тебе хочу я все мышленья,
Тебе всех песней благодать,
И думы дня, и ночи бденья,
И сердца каждое биенье,
И душу всю мою отдать!
В стихотворении «Утешение» А.К.Толстой говорит о божественном откровении, сделанном Иисусом Христом относительно вечной жизни, относительно истинного смысла слов жизнь и смерть, - откровении, которое указало путь к освобождению от ига смерти тем, кто Ему верит, кто понимает смысл Его страстей и в своей жизни предпочитает страдание малейшему нарушению закона любви. Эти, по словам поэта, «совоскреснут с Христом»:
Тот, Кто с вечною любовью
Воздавал за зло добром,
Избиен, покрытый кровью,
Венчан терновым венцом,
Всех с Собой страданьем сближенных
В жизни долею обиженных,
Угнетенных и униженных
Осенил Своим крестом.
Вы, чьи лучшие стремленья
Даром гибнут под ярмом,
Верьте, други, в избавленье,
К Божью свету мы грядем.
Вы, кручиною согбенные,
Вы, цепями удрученные,
Вы, Христу, сопогребенные,
Совоскреснете с Христом.
Вспомнив здесь следующие, уже процитированные, строки из стихотворения «Слеза дрожит в твоём ревнивом взоре», а именно:
Но не грусти, земное минет горе,
Пожди ещё, неволя недолга –
В одну любовь мы все сольёмся вскоре,
В одну любовь, широкую, как море,
Что не вместят земные берега!,
мы видим, что А.К.Толстой воскресение и вечную жизнь связывает со всеобщей духовной любвью, объединяющей всех подобно тому, как огромное море объединяет в себе капельки воды, из которых оно в то же время состоит, - такой любви, которую человек не может даже вообразить, потому что она так обширна, что её никогда не смогут вместит «земные берега». В час, когда всё созданное Богом объединиться с Ним в Нём же, будет исполнена цель Творения. Как говорил апостол Павел: «... будет Бог всё во всём». (1 Кор 15, 28)
Это та истинная жизнь, которая ожидает каждого искренне верующего христианина. Это реальность того идеала, который человек всегда носит в своём сердце. Это тот мир, к которому он стремится, та красота, которую ищет – всё то, что душа его, будучи родом из этого потерянного ею мира, когда-то знала. Но это было в такие незапамятные времена, что сейчас он ей кажется сном или мечтой. Сначала она стала сомневаться в реальности того, что сохранилось в ней подсознательно, а потом и вовсе перестала верить в неё. Теперь этот идел представляет собой незнакомый, хотя и очень привлекательный для неё мир. Именно его имел в виду арпостол Павел, когда сказал, что «был восхищён в рай и слышал неизречённые слова, которых человеку нельзя пересказать.» (2 Кор 12, 4) и поэтому «имею желание разрешиться и быть с Христом, потому что это несравненно лучше...» (Флп 1, 23)
Будучи Бог любовью и совершенным согласием, всякое несогласие и малейшее отсутствие любви противны Ему и лишают человека его вечной жизни, подвергая, как его, так и всякую тварь, смерти. Душа человеческая становится пленницей боли и разрушения. Отсюда и её одиночество, и её вынужденное подчинение земному закону, который является законом плоти. Об этом говорит поэт в следующем своём стихотворении, посвящённом им жене:
***
О, не пытайся дух унять тревожный!
Твою тоску я знаю с давних пор,
Твоей душе покорность невозможна,
Она болит и рвётся на простор.
Но все её неведомые муки,
Нестройный гул сомнений и забот,
Все меж собой враждующие звуки,
Последний час в созвучие сольёт;
В один порыв смешает в сердце гордом
Все чувства, врозь которые звучат,
И разрешит торжественным аккордом
Их голосов мучительный разлад.
С момента падения в плен душа человеческая стремится на свободу. И эта свобода не означает свободы действовать по своему желанию, а является освобождением от всякой боли, от всякой тревоги, от всякого зла и несогласия, которые спровоцировало и провоцирует «гордое сердце». Так что, если какая-нибудь душа страдает от несогласия, то это потому что хочет освободиться от телесного плена, который, естественным образом, разрешается в час смерти. Тогда смерть является дверью, через которую человек может вернуться в потерянный им гармоничный мир. И уже входя в полное согласие с Богом, он перестаёт страдать и начинает наслаждаться абсолютной гармонией.
Эта же тема раскрывается в стихотворении «О, не спеши туда, где жизнь мветлей и чище», также посвящённом Алексеем Константиновичем жене, теперь уже умирающей. В нём он, кроме этого, раскрывает ещё и своё понимание супружества.
***
О, не спеши туда, где жизнь светлей и чище
среди миров иных,
Помедли здесь со мной, на этом пепелище
Твоих надежд земных.
От праха отрешась, не удержать полёта
В неведомую даль –
Кто будет в той стране, о друг, твоя забота
И кто твоя печаль?
В тревоге бытия, в безбрежном колыханьи
Без цели и следа,
Кто в жизни будет мне и радость, и дыханье,
И яркая звезда?
Слиясь в одну любовь, мы цепи бесконечной
Единое звено,
И выше восходить в сиянье правды вечной
Нам врозь не суждено.
Несмотря на то, что поэт видит в смерти двери в рай, он не может вообразить себе жизни на земле без своей возлюбленной жены, если она покинет его, чтобы отправиться в тот иной, прерасный мир. И это потому, что свой союз с ней он воспринимает как «единое звено бесконечной цепи», то есть как бесконечность понятия «И будут двое одна плоть» (Еф 5, 31), в котором скрыт смысл самой Троицы и всего живущего в вечности. Иначе говоря, брак для него (подсознательно или нет) уподобляется образу Святейшей Троицы, отражающей не только единство Отца и Сына, но и вечное соединение мужского и женского начал, потому что отношение Бога к Его творению подобно одновременно отношению Жениха к Невесте. Великим символом этого является таинство рождения Евы от Адама.
Этой же прощальной теме посвящено стихотворение «В стране лучей, незримой нашим взорам»
****
В стране лучей, незримой нашим взорам,
Вокруг миров вращаются миры;
Там сонмы душ возносят стройным хором
Своих молитв немолчные дары.
Блаженством там сияющие лики
Отвращены от мира суеты,
Не слышны им земной печали клики,
Не видны им земные нищеты.
Всё, что они желали и любили,
Всё, что к земле привязывало их,
Всё на земле осталось горстью пыли,
А в небе нет ни близких, ни родных.
Но ты, о друг, лишь только звуки рая,
Как дальний зов, в твою проникнут грудь,
Ты обо мне подумай, умирая,
И хоть на миг блаженство позабудь!
Прощальный взор бросая нашей жизни,
Душою, друг, вглядись в мои черты,
Чтобы узнать в заоблачной отчизне,
Кого звала, кого любила ты.
Чтобы не мог моей молящей речи
Небесный хор на веки заглушить,
Чтобы тебе до нашей новой встречи
В стране лучей и помнить, и грустить!
Боль от близкой потери жены заставляет поэта просить её вглядеться душой в его черты, чтобы не забыть их в той заоблачной отчизне, куда она уходит, и узнать его, и соединиться с ним, когда придёт и его час покинуть эту земную обитель. Но здесь, кроме прочего, интересен и факт веры поэта, что «в стране лучей» «нет ни близких, ни родных» в земном смысле этих слов, ибо все там являются детьми Одного Небесного Отца и составляют тот самый единственный божий народ, на звание которого тщетно претендуют абсолютно все земные народы, исходящие из разделений плоти, - той самой плоти, от которой, по словам Алексея Константиновича, остаётся лишь «горстка пыли».
Бессмертность и любовь человека являются утешением А.К.Толстого в его земных страданиях, которые он считает не больше, чем пылью, как пылью является и сама земная жизнь в сравнении с действительной, полной, целостной и вечной жизнью на небесах. Как он говорит:
Ты знаешь, я люблю там, за лазурным сводом,
Ряд жизней мысленно отыскивать иных,
И путь свершая мой, с улыбкой, мимоходом
Смотрю на прах забот и горестей земных....
Февраль 2008 г.